А. Гармаев. Культура семейных отношений

См. Начало

Глава 10

Путь к сокровенным отношениям

Они сидели в гостях, и муж положил свой локоть на плечо жены, как опираются иногда о невысокий забор. Она вздрогнула, но примирилась и продолжала беседовать с друзьями. Он весело помогал ей, подбрасывая в нужный момент реплики. Кисть свободно лежащей на плече руки в небрежном всплеске поднималась и легко падала в тон его слов. Казалось, никто не обращал на это внимания, все были заняты разговором. Только не шел разговор вглубь. Мешала кисть и локоть, покоящийся на плече жены. И еще было чувство неловкости и внутреннего сопротивления атмосфере молчаливого смирения всех, кто наблюдал, внутренне не принимал этого и помалкивал.

Почему же нельзя мужу положить локоть на плечо жены? На этот вопрос невольно возникает сравнение. Можно ли кому-то из друзей прийти в дом, поздороваться с гостями и сесть не на стул, а хозяину на колени? И так сидеть полвечера, чувствуя собственную выделенность этой панибратской приближенностью к хозяину дома, незаметно радуясь собственному превосходству перед всеми? Локоть на плече как символ власти. Лежит мягко и ласково, как символ нежности. Плечо не отстраняется — символ покорности. Ответная нежность струится через плечо к мужу — символ верности. Интимное общение друг с другом, как символ глубины отношений.

Но именно этот, последний символ, больше всего оскорбляет присутствующих. Разве не различаются формы проявления нежности друг к другу в те минуты, когда мы остаемся наедине и когда находимся в кругу друзей? Разве в последнем случае мы не отдаем всю глубину внимания именно друзьям? И разве не остаемся мы при этом едины, сохраняя это единство во взаимоподдержке разговора, взаимопомощи в общении, но не в интимном замыкании друг на друге через ласку, поцелуи или через плечо и локоть. С другой стороны, каждый из друзей претендует на глубину общения с супругами, но её нет. Потому что двое глубоко заняты самими собой, а с остальными лишь поверхностно ведут светскую беседу. Два других символа — власти и покорности — оскорбляют прежде всего самих супругов. И только чувство нежности и верности заставляет прощать им оскорбление и молча мириться с происходящим.

Культура супружеского общения. Она заключается не в соблюдении правил поведения и не в исполнении норм, принятых окружающими. Источник её — в той глубине внимания к другому, которая выбирает и адекватную ситуации форму общения, и единственно правильное его содержание. А глубина внимания к другому — сокровенная глубина. При этом, такая глубина имеет нравственную и духовную основу, а вовсе не чувственное услаждение друг другом и собою. В разговоре с друзьями единство супругов заключается в том, что каждый слышит другого, чутко улавливает ход его мыслей, настроение и атмосферу, которые создает другой. Здесь духовность не подменяется чувственностью. Здесь нет купания в наслаждениях физической близостью, интимностью отношений. Здесь нет раболепия, которое иногда принимают за благополучие семейных отношений.

Если жена соглашается поддерживать страстное движение к ней со стороны мужа, в угоду его влечениям отдает себя во власть чувственности, она опускается сама и опускает своего супруга. Последний, нежно и ласково подчиняя её своей воле, по глубокой сути своей остается властителем, живущим лишь своими прихотями, своими ощущениями и своими представлениями о супружеских отношениях. Вместо обретения человеческого он теряет человеческое.

Что же ищет такой человек в женщине? Откуда в нем нежность и ласка? Почему он тянет её к себе? Не потому ли, что наслаждение является для него острой чувственной целью. Нежность к ней есть одновременно для него и собственная услада. Объятия и поцелуи растворяют его в чувственном томлении, физическое сближение дает острые переживания удовольствия.

Чувственная страстность всегда эгоистична. При внешней обращенности к другому, бережности и любви, она на самом деле поглощена своими ощущениями. Другой для неё лишь средство, условие для достижения острых впечатлений. Чувство любви подменяется здесь страстным влечением, которое порой не очень разбирается в способах удовлетворения своих желаний. В погоне за сильными ощущениями такая личность готова переходить от одного человека к другому, постепенно становясь не очень придирчивой к внешности и свойствам другого. Если дело только в удовольствиях, их можно получать разными способами. Рождаются извращения. Но и первое, и второе имеют под собой один источник — страстную отданность наслаждению.

В таких случаях, думая о другом, человек испытывает волны движения не в сердце, а в плоти. Позволяя этим волнам захлестывать его, он приходит в возбуждение, которое поглощает все его сознание, весь мир сужая к одной цели — сексуального удовлетворения.

Где же здесь любовь к другому? Где щедрое стремление утвердить другого, возвысить над собой и над миром, напоить своим вдохновением, своей нежностью и лаской? Где здесь желание всего себя отдать, пожертвовать ради красоты, ради чистоты другого?

Рядом с низким влечением не уживается высотность полета. Влечение обладает слишком большой плотностью и потому уверено и сильно тянет вниз. На мгновение допущенное, оно цепко хватает человека и ведет его своим руслом, противостояние ему становится невозможным.

Страстное влечение периодично. При удовлетворении его оно иссякает, сходит до нуля. Необходимо время — день, два или больше, чтобы оно вновь накопилось. С такой же периодичностью в иных семьях появляется и исчезает нежность друг к другу. Дневное накопление влечения происходит по-разному. Горечь обид друг на друга, досада, раздражение, множество недовольств и взаимных претензий — всё это смешивается в конечном счете в страстном влечении и определяет настроение, характер и силу ночной игры. От холодной пустоты и отвращения до гневной ярости и истязания — весь перепад эмоциональных переживаний может сменяться в череде таких встреч. Не будет меняться только одно — отданность себе. Внутренняя эмоциональная отданность своему настроению, в котором как в фокусе, концентрируется всё накопленное за день отношение к другому.

Вместе с удовлетворением страстного влечения приходит прощение. В эти минуты супруги примиряются друг с другом, успокаиваются и, уже ничего не требуя, ни на что не притязая, спокойно засыпают.

Утро следующего дня проходит в согласии, но уже к вечеру может возникнуть первое неудовольствие. С этого момента цикл накопления страстных и разноречивых отношений, а равно и страстного влечения начинает свой новый оборот. Может показаться странным, но то, что днем происходит в ссорах и взаимных претензиях, имеет прямое отношение к блудному влечению. Причина этого в едином источнике — в страстности, дневная игра страстей — это и есть накопление влечения. В интимной встрече оно получает полную разрядку. Всё здесь напрягается, всё обостряется до последних пределов. Если эту напряженность не снять, уже утром она станет причиной разрушительных взрывов, опустошающих скандалов, которые в едином взмахе выплеснут все добрые накопления.

Отсюда столь острая потребность в самой ночной встрече и неутолимая жажда удовлетворения — снятия напряжения. Если по той или иной причине встреча не происходит, напряжение между супругами обостряется. Ссоры в это время особенно жестоки и примирения достигают редко. По завершении встречи силы оставляют супругов, бездеятельность, внутренняя томность движений, мыслей, настроения сохраняется довольно долго. Отношения становятся ровными и плавными. В них нет игры, жизни. Лишь спокойная ровность в отношении друг ко другу.

Каждая встреча, обнажая страсть, становится тайной причиной возникающих затем дневных ссор и недовольств друг другом. Через них в дальнейшем происходит разжигание страстного влечения друг ко другу. В этой взаимной обусловленности, в этой связи дня и ночи лежит страшная загадка устойчивости низких страстей, неодолимости барьера раздражения и непреодолимого потолка, существующего в движении к чистоте. В то же время, через этот механизм накопления и снятия страстей в супругах поддерживается и закрепляется отношение друг ко другу как к собственности. Его первое проявление — чувство ревности — стремление к нераздельному обладанию другим как собственностью. Почему же ругающиеся друг с другом супруги одновременно ревнивы? Казалось бы, отторжение, которое они испытывают во время ссоры, должно привести к равнодушию отношений. Однако, сами ссоры нередко возникают на почве ревности, а ссоры, вызванные бытовыми разногласиями, неожиданно перекидываются на ревнивые упреки друг другу, т.е. усиливают, обостряют жажду обладания.

Увы, в этом странном поведении нет никакого нарушения жизненных законов. Потому что все ссоры, возникающие в результате самоутверждения и чувства собственности другого, как и ревнивое стремление обладать друг другом, проистекают всё из того же — из движения и развития страсти. Более того, сама ревность есть чувственное самоутверждение, в котором охраняется действие механизма накопления и снятия страстей. Потерять эти эмоциональные подъемы и спады для многих супругов, значит, лишиться ощущения "полноты жизни".

Влечение друг к другу является причиной и источником страстной любви. Такая любовь всегда эгоистична. Её характерная особенность — требование ответности и постоянный поиск приёмов и способов достижения ответной любви со стороны другого. Такая любовь коварна, в неудовлетворенности жестока, в поступках слепа и безнравственна.

Есть лишь одна сила, которая способна опрокинуть поток страстного влечения. Эта сила — любовь истинная. В ней остаются и поцелуи, и ласка, и объятия, и физическое сближение. Всё это в ней тоже есть. Но вместе с этим есть и другое. Утверждение, истинное и чистое возвышение другого. Возвышения в нем богодарованного образа Божьего.

Возвышать, высветлить образ близкого человека, устремляться не к отрицательному в нем, а ко всему чистому, что несет он в себе, радоваться этой чистоте настолько, что забывать о плохом в его поступках — это свойство любви.

Если самоутверждение купается в собственных страстных переживаниях, то в любви человек всем существом своим идет навстречу к другому. Идет со своей радостью, обращенной к светлому в любимом, с заботой, воспринимающей всё худое в нем как его трудности, с которыми необходимо помочь ему справиться.

В любви главный огонь горит в сердце. Отсюда идут потоки тепла, нежности, вдохновения. Движения плоти не слышны. Не потому, что их нет, а потому, что они становятся физиологической частью потока сердечного и устремляются не в себя, не движение страсти, обостряющее чувство желания, а за пределы себя — к другому. Этот поток сердца уходит к любимому, чтобы возвысить его. И поэтому в поцелуе, ласке, в объятиях и физическом сближении нет страстной томности, замкнутой на себе. Через каждое из этих движений струится светлая устремленность к беспредельному в другом.

При всей внешней схожести в поступках и внешних движениях, страсть и любовь отличаются в своем содержании. Если первая вся сконцентрирована в чувственном услаждении себя, вторая полностью поглощена светлой радостью открытия другого. Первая — в движении потребления, вторая — в движении самоотдачи и жертвы. Первая — достигнув насыщения страсти, удовлетворенно иссякает и уже не нуждается в другом, вторая — в высшей точке единения наполняется вдохновением, придает полетность в общении, силу и уверенность в делах и жизнеутверждающий пафос в жизни. Здесь нет остановок, нет замкнутых и однообразно повторяющихся циклов. Здесь есть открытое расположение, устремленное к сокровенным глубинам друг друга. В страсти вся жизнь дня и недели обращена к ней же и в ней ищет необходимейшего удовлетворения. В любви вся жизнь дня и недели становится радостью единения друг с другом.

В любви каждая минута совместной жизни наполняет супругов. Это полнота понимания друг друга, полнота заботы, бережности, полнота доверия друг другу, это беспредельная преданность и обращенность к другому, как к свету, это щедрость и бескорыстие помощи, это движение в сотрудничестве, сострадании и со-радости...

Но в такой любви всё меньшее место занимает физическое сближение, потому что не оно питает это высокое чувство. Общение становится по-настоящему духовным, потому что в каждую минуту исполняется его единственная цель — любить Бога и потому любить друг друга, равно и наоборот, любить друг друга, потому что любим Бога.

Всё, что делается в доме, делается ради другого, ради его спасения, ради его совершения в Боге. Этим движением — ради него — наполняются мысли, чувства, поступки.

Здесь нет слепого подчинения другому, нет потакания его натуре и поэтому нет рабских отношений. Здесь каждый из супругов собственной вдохновленностью зовет другого прочь от привязанностей, принижающих чувства, он ведет его в сокровенные сферы верующего сердца, где общение обращается к сути человека, к скрытым в нем богодарованным богатствам души, к непроявленным возможностям веры и к тонким способностям сердечной интуиции.

Сокровенная сфера веры — это сфера постижения смыслов земной, но обращенной к Небу, человеческой жизни. Она открывается через накопление опыта проживания многих бытовых ситуаций, самых простых и самых обыденных, опыта, где ищется присутствие Духа Божия, где обретаются добродетели смирения и терпения, где укрепляется вера в ее способности слышать волю Божию, совершающуюся в Его Промыслах, и где научаются супруги во всем порядке своей жизни церковному послушанию и мудрости. В этом движении жизни нет однообразия, нет скуки, нет уныния и тоски. Есть лишь одно – постижение Христа в Его малой Церкви, которой и является семья, через все трудности, все невзгоды семейной жизни, равно через поиск приложения себя в обществе, через общений с разными людьми, через богоугодное служение им, самоотречение, самоотдачу.

Путь постижения Христа — путь любви. У каждого он разный. Но не в философствовании, не в рассудочном построении различных богословских теорий и предположений, не в ночных обсуждениях или жарких спорах лежит он. Путь этот в церковном единении и помощи друг другу, в совместном действии, прежде всего в семье, в жизни веры, попечении о спасении друг друга, в постижении Евангельских смыслов, житейских обстоятельств и через это обретение нравственных и духовных между собой отношений.

Добавим к сказанному страничку книги отца Петра «Шесть сотниц».

«По-видимому, психология пола сопровождает человека до могилы, только по мере увядания тела изменяется. У престарелых недуховных, — остается в сердце, на его рефлекторных эмоциях. А у людей с зачатками духовной жизни – утончается из плотского, грубого влечения и пре-образуется в дружбу. Таким образом, человек имеет необ-ходимость бегать от похоти плоти до самого последнего вздоха. Тем более, если сюда отнести родственные и дружеские мирские связи. Какой же признак страстного отношения к человеку? Если человек является предметом нашего удовольствия или неудовольствия вне мысли о Боге. Если человек нам нравится или не нравится за телесные или даже душевные качества, как объект нашего чувства, а не образ и подобие Божие. Мы можем иметь расположение к человеку лишь потому, что видим образ и подобие Божие, и отвращаться от противления Богу, в нем проявляющегося.

Поэтому мы должны радоваться только просветлению образа Божия в человеке и печалиться его омрачению. Ибо перед Богом каждый из людей может быть оправдан и очищен. А мы должны, как во всех творениях Божиих, так и в человеке, искать славу Божию и радоваться толь-ко тому, что видим и находим ее, а печалиться, если она сокрывается от нас.

Какая же жизнь без Бога? Не надо замыкаться в своем «я», чтобы не отделиться от Бога. А замыкаемся мы и тогда, когда бываем своенравны в наших удовольствиях и неудовольствиях. "Да будет Бог всяческая во всех" (1 Кор, 15,28). Лишь бы мы это уразумели и видели. Без Бога нет жизни.

Еще о бесстрастии. Психика пола закладывается с первой клеткой нового существа. Разве можно ожидать, а тем более требовать, бесстрастия от простых, недухов-ных людей? Истинное (а только оно действительное) бес-страстие есть благодатный дар за подвиг воздержания и молитвы. Пост и чистота телесная – при молитве (для души) и рукоделие (для тела).

Без поста и молитвы невозможно спасение. А если мы не можем требовать бесстрастного состояния наших ближних, то естественно и необходимо быть взаимоснисходительными к их многоразличным согрешениям, рождающимся из тройственной похоти – похоти плоти, похоти очес и гордости житейской».

СПОСОБ РАБОТЫ

Прежде, чем что-либо делать, обо всем спросить совет у другого. Своеволие, пожалуй, центральное свойство самоутверждения, но если самоутверждение в семье искореняется, значит, не должно быть места в ней и своеволию. Тем более, что оно является причиной малых и больших конфликтов.

— Если я переставлю цветы? Можно?

— Не надо. Переставь.

В другом случае цветы были переставлены молча. Когда она пришла, разразился скандал, потому что она никак не ожидала увидеть любимые цветы на новом месте. Конечно, можно было сдержаться от бурной реакции, попытаться понять, почему цветы переставлены, спросить или, в конечном счете, спокойно вернуть их на прежнее место. Но этого не произошло. И теперь на фоне раздражения и гнева совершенно бессмысленно объяснять и требовать от неё разумного поведения.

Если предполагается такая реакция, зачем же вызывать её? И мы вновь приходим к бережности. Это она — бережность к другому — требует во всех делах совета друг с другом. Она, упреждая, не допускает ситуаций срыва, она диктует семь раз спросить, прежде, чем один раз сделать. Не попадет ли тот, кто будет следовать данному способу работы над собой, в зависимость от другого? Не попадет. Потому что каждый способ при действительном следовании ему создает ситуации, в которых человек идет к обретению мудрости. И любые потери на этом пути окупаются сторицею, с избытком.

Не потерь нужно бояться, а отчуждения. Один из способов борьбы с последним — спросить совета у другого. Через это приходит смиренномудрие.

УПРАЖНЕНИЯ ДЛЯ САМОНАБЛЮДЕНИЯ

Упражнение 25

Другой высказал мысль — открытие, которое мне известно уже давно и даже однажды я пытался(лась) об этом говорить, но другой не услышал. А теперь это говорится им как о своем собственном открытии. Ощущение, что вот он — момент, в котором я был(а) прав(а), гордость за себя — первооткрывателя и немедленная горечь — то, что должно было еще раз утвердить меня в глазах другого и так блестяще показать мое превосходство над ним, теперь высказано другим как его открытие и, получается, отнято у меня.

Вопрос 1. Чувство ущемленности и обиды за себя — всё это откуда?

Вопрос 2. Почему я перебиваю другого, хочу продолжить дальше сам(а), непременно показать, что всё это мне уже известно, более того, известно глубже, талантливее, чем ему — другому? Почему я рвусь в бой?

Вопрос 3. Слышу ли я, что другой говорит? Почему на уме отчетливое: "Я давно все это понял. Это именно то, что я говорил уже!"? Сознаю ли я, что в эту минуту не улавливаю смысла слов, которые говорит другой, что весь увлечен гордостью и горечью за свое открытие?

Вопрос 4. Я не доверяю другому, что он может сделать такое же открытие или я не хочу, чтобы он сделал его? А если доверяю, почему меня не интересует его подход, его решение, его форма открытия?

Вопрос 5. Почему во мне сожаление, что мое открытие он считает своим? Почему я не радуюсь, что он тоже сумел это понять? Неужели обретение другим мудрости меня огорчает?

Вопрос 6. Почему я не в заботе о другом, а в заботе о собственном положении в его глазах?

Вопрос 7. По поводу всего этого готов ли я услышать совет своего духовника? Давно ли я был у него?

См. Начало

См. Далее – Глава 11 "Чувство долга"