Ой, кто идет! С.Бретт

См. Первый год жизни

Восемнадцатый месяц

День 5

На этот раз за организацию группы "Родители с детьми" взялась Джаггернаут. Три маленьких мерзавца посетили сегодня наш дом в сопровождении трех нянюшек.

Это было неприятное событие. Во-первых, я не желаю, чтобы кто-то другой играл в мои игрушки. Во-вторых, эти мерзкие создания довольно скоро научились давать сдачи.

И вообще это никакие не "Родители с детьми". Это няньки, которые притащили с собой обозленных детей, чьи родители бросили их на произвол судьбы и упорхнули развлекаться на работу. Если уж мама с папой жаждали, чтобы я общался, могли бы придумать что-нибудь получше. Эти дети – шумные, противные, вонючие создания, и кроме того – надо признаться, – некоторые из них дерутся гораздо лучше меня.

У меня начался переходный возраст. Точнее говоря, переходный этап. Дело вот в чем. До сего момента я спал три раза в сутки – дольше всего ночью, часа полтора до полудня и два часа после обеда.

Я очень старался не соблюдать этот режим по очевидной причине: когда я сплю, мама или Джаггернаут имеют возможность заниматься своими делами, спокойно и не прерываясь. Но страшная усталость всегда брала верх, и – увы! – я засыпал.

Теперь же все изменилось. Кажется, мне уже не требуется столько сна.

Сегодня я дал Джаггернаут понять, что грядут некоторые неприятности. Утром я поспал, как обычно, но, когда она собралась уложить меня после обеда, сна у меня не было ни в одном глазу. Она привычно бросила: "А теперь ты немного поспишь, а я тут поработаю по хозяйству", – после чего вышла из детской, и я тут же зашелся в крике.

Джаггернаут сперва не обратила на это внимания, потому что я так поступал довольно часто, и, несмотря на страшные крики, через пару минут засыпал. Но сегодня все было иначе. Я орал и орал, и ей-таки пришлось подняться в детскую. Тщетно она пыталась утихомирить меня и усыпить, так что в конце концов, отчаявшись, она забрала меня с собой вниз.

И тут я воочию убедился, что некоторые мои подозрения абсолютно верны. Вся эта "работа по хозяйству" оказалась сущим враньем. На самом деле, пока я спал после обеда, – думаю, так было всегда с тех пор, как она поступила к нам работать, – она плюхалась на диван в гостиной и погружалась в свой любимый австралийский телесериал.

Вот и сегодня, без тени стыда, она включила телевизор и усадила меня рядом с собой. Да... На две минуты у меня еще хватило терпения, но потом... Боже, Боже... Восемнадцать месяцев притворства и лицедейства сделали меня порядочным знатоком актерского искусства, и, скажу вам прямо, этот знаменитый сериал страдает полным отсутствием такового. Поэтому я начал ныть, потом кричать. На этот раз Джаггернаут не смогла насладиться созерцанием любимого фильма.

Опять не захотел спать после обеда. Но теперь Джаггернаут без промедления снесла меня вниз – слишком боялась пропустить любимое зрелище.

Первую половину фильма я ныл и кричал, но потом вдруг успокоился. Конечно, актерская и режиссерская работа по-прежнему оставляла желать лучшего, но, говоря по правде, есть какое-то непонятное очарование в этих бесхитростных историях, в этой сумбурной смене эпизодов.

Несмотря на неудачу прошлой попытки, Джаггернаут опять привела к нам троих детей с няньками на очередное собрание группы с неопределенным названием.

Одного из маленьких злодеев я хотел было забить, как гвоздь, в пол, при помощи своего маленького пластмассового молоточка, но это начинание не увенчалось успехом – паршивец убежал. Зато другого очень ловко и метко оцарапал кот. Знаете, я раньше был несправедлив к коту. Сегодня в его морде я нашел существо, чрезвычайно близкое мне по духу.

Нынче я был не в духе: плохо спал после завтрака, за обедом махал руками и вообще вел себя воинственно. Джаггернаут решила что после обеда надо уложить меня в кровать.

Господи, как я кричал, как брыкался! Да как она посмела? Разве я могу пропустить свой любимый австралийский телесериал?

Я проснулся раньше родителей. Утро было чудесное. Взошло солнце, его свет мягко струился сквозь легкие кружевные шторы, и диковинные, переменчивые узоры ложились на одеяло. Птицы весело распевали за окном. Мне было тепло, уютно и спокойно. Я лепетал свои смешные детские словечки, складывал их в предложения, пусть непонятные, но похожие на настоящую речь. "Как здорово, – подумал я, – быть ребенком; как хорошо, когда тебя любят, согревают, оберегают. Как хорошо, что я не взрослый! Могу спать, сколько угодно, и никто меня не разбудит отчаянным криком; и не надо думать о работе, деньгах и хлебе насущном..." И я вдруг проникся такой теплотой, любовью и сочувствием к своим бедным родителям... Все-таки родные люди...

Но потом я вспомнил, кто я, черт возьми, такой, и немедленно заорал. Да будь я проклят, если позволю им подольше поспать. В конце концов, для меня это вопрос чести – разбудить их прежде, чем зазвонит будильник.

Суббота. Она опять озабочена приучением к горшку. Только об этом и говорит. Скорее всего. Ее ознакомили с очередным списком достижений крошки Эйнштейна. Без сомнения, этот маленький выскочка уже защитил диссертацию по ядерной физике и взобрался на Эверест без кислородного баллона. Почему же моя мамаша должна мучиться с маленьким негодником, который даже толком не выучился ходить на горшок!

Может, стоит сжалиться над Ней? В следующий раз, когда мне захочется совершить естественные отправления – или, говоря Ее словами, "сделать а-а", – может быть, стоит попросить Ее принести горшок и воспользоваться им по назначению?

С другой стороны, не хочется лишать себя удовольствия наблюдать, как Она бегает за мной по всему дому с горшком наперевес. В конце концов, это один из ключевых моментов нашего совместного полезного времяпрепровождения.

Вечером я споткнулся, упал и пребольно ударился задницей об пол. И вдруг мне пришло в голову: а что, если продемонстрировать Ей новые достижения в области лингвистики? Может, это хоть ненадолго отвлечет Ее от навязчивых мыслей о горшке? И я решил поразить Ее воображение новыми словами.

– Попа, – сказал я, потирая ушибленное место. – Кака!

И что бы вы думали? Она тут же притащила горшок.

– Ты хочешь а-а, да, зайчик? – восторженно спросила Она.

Ах ты Боже мой! Если бы я хотел а-а, я бы так прямо и сказал.

Ее так просто обвести вокруг пальца! Честное слово, мне иногда даже стыдно становится. Правда, Она сама нарывается, но все-таки жалко Ее – это все равно что у ребенка отнять конфетку. (У другого ребенка, добавим. Попробовал бы кто-нибудь отнять конфетку у меня!)

Вот яркий пример Ее доверчивости и наивности. Она, как обычно, развивала тему горшка, и я после ужина решил немножко Ее поддразнить.

– А-а, – требовательно сказал я. – А-а!

– Ах ты моя умница! – защебетала Она. – Ты просишься на горшочек, да, зайчик?

Ну разумеется, как же иначе?

– Ты и вчера просился на горшочек, да, зайчик?

Ну вот, опять пальцем в небо!

Но так или иначе. Она была совершенно счастлива – такое Ей виделось только в самых волшебных снах. Она мигом слетала за горшком, быстренько стащила с меня штаны и подгузник и со значением заглянула мне в глаза. Потом показала на горшок и спросила:

– Ну вот, ты же знаешь, зачем тебе горшочек?

– Дя, – кивнул я. – Дя, дя. Она ободряюще улыбнулась.

– Ну давай, сделай что нужно. Сделаешь?

Я снова кивнул. И Она радостно кивнула в ответ.

И тогда я взял горшок и гордо надел его на голову.

Суббота. И я наконец сдался. Может бьггь, просто устал бороться, а может, виной тому Ее трагически-озабоченное лицо. Но так или иначе, после обеда я громко и настойчиво закричал:

– А-а! А-а?

На этот раз горшок был у Нее непосредственно под рукой, и через секунду я уже стоял на полу со спущенными ползунками.

– А теперь мы сядем на горшочек и сделаем большое, хорошее а-а, – промурлыкала она умильным голосом.

Я вздохнул и опустил задницу на противную холодную пластмассу.

– А теперь сделай большое, хорошее а-а. Большое а-а для мамочки. Ну давай... Жалко было смотреть на Ее умоляющее лицо. Я поднатужился, покряхтел и – плюх, плюх, – две крутых тяжелых колбаски стукнулись о дно горшка.

Боже мой! Можно было подумать, что Ее выпустили на свободу после пяти лет заточения и одновременно подарили миллион в золотых слитках. Я встал. Она подхватила горшок и жадно впилась взглядом в его содержимое, словно перед Ней распахнулся ларец с бриллиантами.

– Ах ты моя умница! Посмотрите, что мы сделали для нашей мамочки! Какой умный, взрослый мальчик! Мамочка за это скажет большое спасибо! Большое-большое спасибо этому умному ребенку!

Она взяла меня за руку и повела наверх, в ванную. Горшок Она несла перед собой – торжественно, как королевский орден на подушечке.

– А теперь ты знаешь, что мы сделаем? – проворковала Она. – Мы помоем нашу попку, но сперва... – Она остановилась возле унитаза: – ...Сперва мы сделаем вот так.

Резким движением Она перевернула горшок, драгоценные колбаски шлепнулись в унитаз... И Она спустила воду.

Ах так! Ну, в следующий раз ты действительно получишь подарочек.

Двадцатый месяц

Первый год жизни

Купить книгу

Cм. также непридуманные семейные байки наших мам